Моя концепция сознания Кришны и духовного пути в начале 80-х годов претерпевала постепенную трансформацию.
Ранее я достигал каких-то, как я оценивал, высоких состояний сознания через йогу, чтение, медитацию и повторение мантры на четках, но эти состояния, прекрасные и чистые, были чем-то хрупким и не выдерживали испытаний столкновения с окружающей реальностью кали-юги — транспортом, общением, повседневными заботами. Эти достижения были в каком-то смысле тепличными ростками, нежными, но не приспособленными к реальной жизни, и любой опыт сильного эмоционального или чувственного воздействия со стороны растворял эти, по крупицам собираемые мной, духовные приобретения.
На основе этого опыта я осознавал, что для успешной практики духовной жизни мне, скорее всего, необходима отстраненность от общей массы людей и жизнь в спокойном месте. Я мечтал о жизни в горах или в лесу, пример американского трансценденталиста Генри Торо и его книга “Уолден, или жизнь в лесу” были путеводной звездой в моей так называемой социальной ориентации. Я ходил на этюды в Киево-Печерскую лавру, которая в то время была совершенно заброшенным заповедником архитектуры, и, слушая мелодичный и умиротворяющий сердце звук колокола, мечтал о монашеском затворничестве.
Но даже при попытках уединения я видел, что, к примеру, такое простое событие как принятие прасада становится серьезным испытанием для чувств, и не всегда разум выходит победителем. Для дальнейшего продвижения требовалась какая-то еще более сильная доминанта, стержень в сознании.
Так, постепенно мои поиски устойчивости во внутреннем состоянии преданности с одной стороны, а также понимание того, что духовный учитель и парампара очень удовлетворены если ученик вовлечен в миссию проповеди и активное служение, с другой стороны, извне, привели к тому, что я все больше вовлекался в производство и распространение книг.
Погружаясь в проповедническую миссию, я заметил, что росток бхакти в моем сердце начинает закаляться и крепнуть. Ощущение зависимости состояния сердца от внешних обсоятельств все уменьшалось. Это оказалось большим открытием. Так жизнь переставала быть двойственной, разделенной на йогу с одной стороны, и на все остальное, что мы называем жизнью, с другой. Чем дальше, тем больше приходило понимание, что когда я действую для Кришны, мотивированный своими духовными достижениями в медитации и повторении Святого Имени, то такая деятельность уже не разрушает мой внутренний духовный мир гармонии, но наоборот, закаляет его.
Еще до армии я открыл для себя важность повторения Святого Имени ради одухотворения своей деятельности. Посвящая себя живописи, я искал средства выражения духовных идей через искусство, а также единую основу всего сущего. Однажды я впервые попробовал повторять маха-мантру на четках, повторил четыре круга и после этого, как обычно, сел за мольберт и взял кисть. В результате повторения мантры я вдруг испытал совершенно немыслимое духовное потрясение и увидел окружающую меня реальность совершенно по-другому. Я чувствовал цвет натуры и спонтанно попадал в него, гармония сочетаний цветов и колорит звучали как мызыка, явственно и прекрасно. Я почувствовал, что нашел ту всепронизывающую суть всех явлений и возрождения себя как духовной личности. Мантра одухотворяла мою деятельность.
Теперь же я почувствовал и обратную связь: активная духовная деятельность ради Кришны естественно поощряла и защищала мое внутреннее развитие, преобразовывая окружающий меня мир, из враждебного моему сердцу и сознанию, в совершенно дружественную среду, посредника и инструмент моих отношений с Богом. Разорванный круг замкнулся. Да, бхакти — это и есть тот реальный, связывающий все путь к преодолению двойственности, который я так напряженно искал в творчестве, в музыке Баха и йоге, пытаясь связать все в единое целое.
В такой концепции бхакти люди более не выглядели как беспокоящие и отвлекающие своими мирскими разговорами и интересами существа, но становились объектом служения и сострадания. Мир наполнялся теплом, а духовная жизнь переставала быть сухой и трансцендентально холодной аскезой.
(Фото: Шрила Прабхупада осматривает типографию, в которой печатают его книги.)